Он не хотел жить вечно. Он просто не хотел умирать

19 апрель, 2006 - 23:00Андрей Зубинский

Чем более продвинуто технически (совершеннее!) средство, тем более примитивные, никчемные и бесполезные сведения при его помощи передаются. Если ад существует, то он наверняка компьютеризирован. Путь к звездам ведет через многолетнее заключение. Астронавтика пахнет тюрьмой.

Он проводил много времени за бесконечными чашками кофе со своим другом Каролем Войтылой (да-да, тем самым) в разговорах о Боге. При этом он, воспитанный в еврейской семье, исповедующей католицизм, был, если так можно сказать, пессимистическим атеистом. «Я атеист по моральным причинам – именно по моральным. Я придерживаюсь мнения, что Творец познается по его творениям, а мир кажется мне собранным столь безобразным, нездоровым образом, что для меня предпочтительнее верить в то, что никто его таким не создавал, чем думать, что кто-то сделал это умышленно». В этом странном сочетании (если слово «толерантность» имеет какой-то смысл, то, наверное, это и есть настоящая толерантность) он похож, пожалуй, на своего знаменитого земляка – внука ортодоксального раввина Леопольда Вайса, принявшего ислам и ставшего одним из самых известных мыслителей современного мусульманского мира Мухаммедом Асадом.

Его книги изданы колоссальными тиражами на сорока языках – около 30 миллионов экземпляров. При этом он сам не стеснялся говорить, что некоторые из них просто ненавидит – «... они буквально отравляют меня. «Магелланово облако» и «Возращение со звезд» я не люблю. Если бы я начинал писать «Возвращение со звезд» сейчас, я бы сделал ее совершенно иной, а не упрощенно-одномерной. Но у меня есть правило – никогда не возвращаться к сделанному ранее. Если мне не нравятся плоды моей работы, я просто не продаю авторских прав на них».

Он не хотел жить вечно. Он просто не хотел умирать

Он – Станислав Лем, родившийся и выросший в доме № 4 на Браеровской улице (ныне – улица Лепкого) во Львове. Он стал писателем благодаря... внесшему неоценимый вклад в развитие творческого советского дарвинизма Трофиму Денисовичу Лысенко. Когда в
1946 г. Станислав Лем переехал в Краков, чтобы начать изучение биологии, в Польше появились и газета «Правда», и статьи Лысенко в ней: «Мы, мичуринцы, должны прямо признать, что до сих пор не смогли еще в достаточной степени использовать все прекрасные возможности, созданные в нашей стране партией и правительством для полного разоблачения морганистской метафизики, целиком привнесенной из враждебной нам зарубежной реакционной биологии». Такая биология Лема не заинтересовала, и мы должны прямо признать, что мичуринцам тем самым все-таки удалось вывести Лема-писателя.

Однако контекст нашего журнала требует все же не столько обсуждения достоинств или недостатков прозы Лема. Мы немного поговорим о том, что делает Лема-исследователя крайне интересным и важным нашим современником. А именно об этом: «...любая великая технология простирает свое культуротворческое влияние далеко за пределы жизни поколений; по этой причине скрытые в будущем общественные, бытовые и этические последствия такого влияния и само направление, в котором оно подталкивает человечество, отнюдь не являются результатом чьего-либо сознательного намерения, и лишь с трудом удается осознать присутствие и определить сущность подобного влияния. Этой ужасной (в смысле стиля, а не содержания) фразой мы начинаем раздел, посвященный метатеории градиентов технологической эволюции человека. «Мета» – поскольку мы стремимся пока не определить само направление этой эволюции и не выяснить сущность вызываемых ею результатов, а рассмотреть явление более общее, более важное».

К сожалению, щепетильность в формулировках вопросов и неуемное любопытство, проявляемое в их количестве, – достоинства, которых напрочь лишены многие ярые IT-технократы. Откройте любую книгу, например об информационных хранилищах или OLAP, и попробуйте отыскать в ней хоть намеки даже не на ответы на следующие вопросы Станислава Лема, а на понимание того, что подобные вопросы имеют право на существование:

«Кто кем повелевает? Технология нами или же мы – ею?»

«Кто получает превосходство, стратегическое пространство для цивилизационного маневра – человечество, свободно черпающее из арсенала технологических средств, которыми оно располагает, или же технология, которая увенчивает автоматизацией процесс изгнания человека из своих владений?»

Но что такое те же информационные хранилища и OLAP, как не колоссальная концентрация информационных ресурсов в сочетании с возможностями оперативного оперирования ими со сверхвысокой производительностью? И разве количественные изменения в традиционной технологии хранения информации (библиотеки), умышленно выраженные в эмоциональных, а не цифровых оценках, не приводят к изменениям качественным? И разве эти качественные изменения не касаются (в силу разносторонности и «всеядности» используемых технологий) самых неожиданных и непредсказуемых аспектов человеческой жизни? Если касаются – то каких именно, в какой мере, как это скажется в будущем на образе жизни человека и в насколько отдаленном будущем? Станислав Лем велик не столько тем, что его проза учит задавать подобные вопросы. Настоящее величие Лема в том, что он учит читателя задаваться подобными вопросами.

Он оставил много небесспорного, но неоспоримо умного и талантливого. Его вклад в кибернетику (науку, название которой сегодня все еще не в чести) – попытка отстоять права «цивилизации вообще», а не исключительно антропоморфной цивилизации. Речь идет не только о праве на существование, но и о чем-то много большем, чем 10 законов робототехники.

И пусть он ушел из жизни, он оставил нам свои книги, разбросанные по немногочисленным интервью предупреждения, и скептицизм – знаменитый Лемовский скептицизм, здоровая доза которого порой просто необходима, чтобы в очередной раз не обмануться: «Internet не вводит меня в заблуждение. Я не считаю, в общем, что человек должен быть слишком хорошо информирован, и если на крыше вашего дома установлена тарелка спутникового телевидения, вы должны познать цену этой информированности, заключающейся в том, что в мире ничего особенного не происходит, кроме насилия и убийств».